Андрей Ильин - Игра на вылет [= Секретная операция]
Отдать такую сумму денег он не мог. Физически. Это были очень большие деньги. За них надо было стоять, обнимая периферийных сограждан, в облике вождя по меньшей мере пятилетку.
— Я готов исполнить долг гражданина и патриота…
— Да ладно вам стараться! Все равно пятачка не набросим. Мы платим за фактически исполненную работу, а не за квасной патриотизм.
— Тогда говорите, что делать, — перешел на деловой тон вождь, тихо шурша сзади купюрами.
— Это другой разговор…
Через два дня киногруппа выехала на натурные съемки. Четыре автофуры везли, в общем-то, совершенно мне ненужный бутафорский скарб. Полторы тысячи статистов оседлали железнодорожные поезда, пересчитывая в полумраке верхних плацкартных полок рассованные по карманам суточные и прогонные. Две полного состава постановочные бригады разворачивали на местах свою аппаратуру. Три дюжины актеров со словами лихорадочно зубрили немногие английские слова, которые им следовало сказать в кадре. То есть все вместе снимали черновые кадры для американского фильма, которого не существовало в природе.
Через пару недель съемочного процесса должно было выясниться, что у американской стороны что-то не заладилось, что кто-то из звезд заболел, что съемки решили перенести куда-то в Бангладеш, но что, самое главное, выплаченных денег никто обратно изымать не собирается. И, значит, повода для скандала нет.
А пока весь этот шумный кинематографический десант вытаптывал поля в далеком провинциальном захолустье, я с отобранными мною статистами двигался навстречу единственно важному для меня спектаклю. Спектаклю, где невообразимое по своей масштабности действо предназначалось для глаз единственного зрителя — незнакомого мне любителя пешеходных моционов по голым бетонным плацам. Для глаз убийцы Президента.
Правительственный «ЗИЛ» ехал в нестандартно-объемном кузове-холодильнике автомобильного рефрижератора, перевозящего, согласно безупречно изготовленным, с печатями Министерства обороны и Безопасности документам, трупы солдат срочной службы, погибших в результате несчастного случая на учениях. Это для того чтобы отвадить особо любопытных гаишников от осмотра груза.
Пиротехническая бомба, изготовленная в трех экземплярах, соответственно транспортировалась в рефрижераторе, в невскрываемом контейнере-сейфе, в багажнике легкового автомобиля едущего в отпуск подполковника МВД, по просьбе его горячо любимой и ни о чем не ведающей тещи, и в автобусе, перевозящем двойников-статистов. Прием-передачу и страховку грузов обеспечивала хорошо оплачиваемая и потому не проявляющая опасного любопытства мафия. Не мелкая, не на уровне рыночных бойцов, а самая серьезная, на которую у меня за время работы Резидентом накопилось немало порочащих ее материалов.
Эти же криминально-невидимого фронта бойцы осуществляли охрану статистов. И мою. Потому что об истинной моей роли знали только двое их уголовных начальников, всегда находившихся рядом. Но даже они не знали истинного меня, а только мой безупречный, сильно искажающий внешность грим-образ. Истинное мое лицо знал только я. Да и то уже забывать начал.
Президентский «ЗИЛ» и пиротехника прибыли в контрабандные тайники, о чем я получил соответствующее сообщение. Автобус со статистами до выяснения сроков президентского визита завис в глухом, без окон и дверей, ангаре на заброшенной, но теперь хорошо охраняемой бандитской братвой воинской части. Здесь статистам предстояло вживаться в образы и предлагаемые обстоятельства. По Станиславскому. И по старшине Поцуре, который когда-то, в первой Учебке, тому же учил меня. Станиславский рядом с Поцурой не валялся! По качеству достигнутого результата, на единицу затраченного на это времени старшина был на голову плюс надетую на нее пилотку выше Станиславского и Немировича, вместе взятых.
— Извиняюсь за мистификацию, — сказал я не подозревавшим, что их ждет, статистам. — Но съемки не будет. Я не сопродюсер и не режиссер, я — офицер Безопасности. Вот мои документы. Мы отобрали вас из многих сотен претендентов для выполнения особой миссии, о деталях которой я смогу сообщить вам только в последний момент. В целом скажу — работа связана с охраной Президента. Работа не безопасная, но риск будет оплачен соответствующим образом. После завершения операции, а это всего лишь несколько дней, каждый из вас получит квартиру в любом, выбранном вами городе или сумму, эквивалентную ее цене. Плюс страховку на случай получения возможных увечий. Плюс ежедневные суточные в размере вашей полугодовой зарплаты. Плюс такие, надеюсь, понятные вам стимулы, как чувство долга, патриотизма и любви к Родине.
Сейчас вы напишете расписки о двадцатилетнем неразглашении тайны, где примете на себя ответственность за молчание вплоть до… высшей меры наказания. Такова суровая необходимость. Тайны, в которые вы будете посвящены, стоят подобных жестких мер, направленных на их сохранение. Это не моя и не ваша тайна. Это Государственная Тайна. Надеюсь, вы меня понимаете.
Статисты меня понимали. Подвизаясь на съемочных площадках в качестве актеров эпизодических ролей, они очень хорошо усвоили законы приключенческого кино-жанра, в строгом соответствии с которыми я разыгрывал Посвящение. Другого разговора от таинственно-могущественной Безопасности они и не ждали.
Я добавил еще патриотизма, еще лести, еще денег.
И еще я добавил страха. Без страха никак нельзя. Страх тот цемент, который скрепляет воедино все прочие предпосылки абсолютного подчинения.
Ночью один из статистов попытался сбежать. Он сделал то, что должен был сделать. Для того я и брал его в эту компанию, чтобы он попытался решить свои проблемы бегством. В этом было его единственное предназначение. Я достаточно много общался с людьми, чтобы с большой вероятностью предполагать, кто и как поведет себя в той или иной ситуации. А ух предпосылки бегства создать было нетрудно.
Беглеца поймали уже через десяток минут. Поймали и примерно наказали. Так, что он с трудом стоял на ногах.
— Хочу, чтобы вы наконец поняли: мы играем не в казаки-разбойники. Стихийное расторжение нашего обоюдного контракта исключено. Дело идет о безопасности Государства. Ради безопасности Государства мы готовы пожертвовать одним ее гражданином. Этот, — кивнул я на неудавшегося беглеца, — уже не получит ничего из обещанного, но не получит и свободы, которую он пытался таким глупым образом добыть. Теперь у нас нет другого выхода, как изолировать его на неопределенное время от общества. И есть моральное и законное право сделать это. Если кто-то хочет повторить его путь, пусть сделает это не таким травмоопасным способом. Сообщаю, что охране базы отдан приказ останавливать всякого приблизившегося к периметру запретной зоны человека любым способом, вплоть до вооруженного.
Глупые попытки больше не повторялись. У статистов на это просто не было времени. Каждоминутно и беспрестанно они учились ходить, сидеть, двигаться и действовать как их прототипы. Им даже понравилась эта игра, Наверное, впервые в жизни они чувствовали себя суперменами. Наверное, впервые они приблизились в ощущениях к киногероям своих любимых боевиков. Я не мешая этим их ощущениям. Я всячески поддерживал их. Игра в избранность — это рычаг не менее сильный, чем страх.
Последним, завершающим штрихом был грим. Через неделю, отсматривая снятый с десяти-, пятнадцати- и тридцатиметровым удалением видеоматериал, я не всегда мог отличить, кого я наблюдаю — реальных персонажей или их двойников. Люди и техника были подготовлены. Дело оставалось за Президентом. И еще за взрывом.
Я выехал на место будущего покушения. Как обезвредить мину заговорщиков, я хоть не без труда, но придумал; как установить свою, я, не без подсказки заговорщиков, нашел. Если они использовали подземные коммуникации, отчего мне не воспользоваться ими же. Умный ход повторить не зазорно. Был бы результат.
К сожалению, всего, в том числе и чистых водотоков, на всех хватить не может, поэтому лично мне пришлось воспользоваться канализацией. Извечный, не скажу, что радующий меня закон перераспределения благ: кто первым пришел, тот лучшие места и занял. Прочие — на галерку и в… дерьмо-с.
Что и соответствовало истине. Отходов человеческой жизнедеятельности я, чуть не в прямом смысле слова, похлебал вдосталь. Пока я расчистил забитые коллекторы интересной мне дерьмоцентрали, я не одну марафонскую дистанцию в той самой консистенции проплыл. Брассом. То есть в положении мордой вниз. А иначе нельзя. Для моей задумки любой затор в подземных коллекторах что для сердечника оторвавшийся венозный тромб. Я бы те стенки, если бы этого требовало дело, языком вылизал. Работа у меня такая. Не с дерьмом, так с заговорщиками. Но это я не к тому, что жалуюсь, это я к тому, что у нас все работы одинаково почетны. Так сказать, все работы хороши, выбирай на вкус. Лично я, так уже выбрал. Когда в подземных каналах барахтался. И именно на вкус.
